Аннотация: В статье автор анализирует проведение антикоррупционной экспертизы в противодействии коррупции. В публикации рассматриваются проблемы и перспективы совершенствования антикоррупционного законодательства на федеральном уровне и отдельных субъектах Российской Федерации. Автором вносятся предложения по повышению эффективности мер предупреждения коррупции.
Ключевые слова: Антикоррупционная экспертиза, противодействие коррупции, предупреждение организованной преступной деятельности, антикоррупционное законодательстве субъектов Российской Федерации
При совершении преступления должностным лицом или иным лицом, обладающим управленческими функциями в коммерческой организации, основанием которого послужили взятка или коммерческий подкуп, действия лица следует оценивать по правилам совокупности преступлений. На такой порядок, в частности, обращает внимание Пленум Верховного суда в пункте 19 Постановления «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе». В связи с этим совершение действий (бездействия), запрещенных уголовным законом и функционально примыкающих к «типично коррупционному» составу, каковым по единодушномумнению ученых является взяточничество (ст. 290 УК РФ), иначе говоря, действий, мотивированных взяткой, дает повод многим авторам говорить о коррупционности таких преступлений. Другой фактор фактического размывания механизма коррупционного преступления происходит, когда в основание определения коррупционности как вместе, так и по отдельности кладутся некоторые догматические категории: «подкуп», «корыстная или иная личная заинтересованность», «должностное лицо», «лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации». Если рассматривать подкуп в качестве основного критерия коррупционности, объект преступления теряет свое значение, поскольку подкуп является конструктивным признаком объективной стороны разнородных составов преступлений. Например, предусмотренных ст. 204 УК РФ – интересы службы в коммерческих и иных организациях, ст.ст. 290-2911 УК РФ – государственная власть; ст. 184 УК РФ – общественные отношения в сфере реализации принципов экономики. Таким образом, данная ситуация не согласуется с одним из основных признаков коррупции, признаваемых многими авторами – корыстное использование публичного статуса.
Если исходить из предпосылки солидарного волевого участия (согласительного), предполагающего добровольность сторон коррупционных действий, то теряется такой квалифицирующий признак, как «вымогательство взятки» (п. «в» ст. 290 УК РФ). Дело в том, что сама по себе сделка как юридическая (гражданско-правовая) категория, предполагает добровольное волеизъявление сторон на ее совершение. Это положение является одним из принципов договорного права. Кроме того, если исходить из логики толкования вымогательства взятки, указанного в п. 15 Постановлении Пленума Верховного суда №6, то для квалификации деяния по рассматриваемому признаку, необходимо установить, что вручение взятки со стороны вымогаемого лица произошло в связи с защитой им своих законных интересов. Таким образом, выходит, что квалификация преступного поведения вымогателя взятки поставлена в зависимость не столько от его собственных действий, сколько от предшествующих должностному вымогательству действий частного лица, что, конечно, вызывает сомнения в безупречности подобного подхода к квалификации. Для частного лица дача взятки – это путь избегания вредных для него последствий, которые могут наступить в случае реализации угрозы со стороны вымогателя. При этом безразлично, какие интересы вымогаемого – законные или незаконные данная угроза затрагивает, поскольку у лица, действующего под психическим принуждением в обоих случаях, явно отсутствует прямой умысел на дачу взятки – необходимый субъективный признак данного состава. В то же время, точное установление признака должностного вымогательства имеет важное практическое значение. Как следует из изученных нами материалов уголовных дел, рассмотренных судами Тамбовской области, вменение вымогательства взятки вызывает затруднения у правоохранительных органов и судей. Зачастую не принимается во внимание то, что действия (бездействие) должностного лица направлены на удовлетворение незаконных интересов вымогаемого лица, в связи, с чем возникают квалификационные ошибки. В 47 % случаев органами предварительного следствия была дана неверная правовая оценка действий обвиняемого, как совершенных путем вымогательства. Нередко подобные ошибки допускает и суд, о чем свидетельствует опубликованная практика Верховного суда РФ. Наличие таких ошибок чревато наступлением довольно существенных правовых последствий, нарушающих принципы уголовного права, которые выражаются в следующем. В соответствии с примечанием к ст. 291 УК РФ лицо, давшее взятку, освобождается от уголовной ответственности, если со стороны должностного лица при этом имело место вымогательство. Однако ошибочное вменение вымогательства взятки ведет, с одной стороны, к незаконному усилению уголовной ответственности для взяткополучателя, а с другой – незаконному освобождению от уголовной ответственности взяткодателя. Но существует и обратная ситуация, когда ошибочное невменение рассматриваемого признака влечет несправедливое смягчение уголовной ответственности взяткополучателя и незаконное привлечение к уголовной ответственности лица, передавшего взятку.
Нами также обосновывается необходимость введения новой терминологии на уровне уголовного и антикоррупционного законодательства. Так, в определении коррупции, данном в ФЗ «О противодействии коррупции», коррупционное деяние не определяется через противоправные отношения субъектов сделки (кроме взяточничества и коммерческого подкупа), и с опорой на грамматическое толкование оно может быть представлено индивидуально. Например, злоупотребление должностным положением, совершенное в корыстных целях, может быть интерпретировано в качестве специального вида такого злоупотребления, как хищение вверенного имущества (ч. 3 ст. 160 УК РФ), что вполне соответствует логическому строению понятия коррупции, представленному в данном Федеральном законе. Иначе говоря, получение выгоды еще не означает ее принятие от другого лица. В связи с этим возникает проблема интерпретации коррупции, а именно: в одном определении смешиваются т.н. широкое и узкое понимание коррупции. В широком аспекте коррупция может быть представлена, как любого рода злоупотребление служебным положением (управленческими функциями в частных организациях) и в узком – взяточничеством, что в высшей мере нам представляется ошибочным.
В Федеральном Законе Российской Федерации «О противодействии коррупции» «личная заинтересованность/общественный долг» нашли свое отражение в понятии «конфликт интересов» (ст. 10 ФЗ «О противодействии коррупции») и законодатель подробно регламентирует порядок своевременного его разрешения, чтобы не допустить нарушения долга госслужащим. Однако понятие «конфликт интересов», указанное в законе, вызывает сомнение в части определения «личной заинтересованности» (ч. 2 ст. 10 ФЗ «О противодействии коррупции). По всей видимости, законодатель при определении личной заинтересованности, исходил из субъективного признака. А именно цели, содержащейся в понятии коррупции (п. «а», ч.1, ст.1 ФЗ «О противодействии коррупции»). То есть фактическое получение непосредственной имущественной выгоды. Однако личная заинтересованность может реально возникнуть не только в связи с подкупом (о котором в законе, по сути, идет речь), но и с иными стимулами, носящими неимущественный характер (семейственность, кумовство и т.д.), что соответствует доктринальному и практическому пониманию рассматриваемого мотива. Иначе, как объяснить наличие нормы, устанавливающей ограничения, связанные со служебной деятельностью. В соответствии, с которым гражданин не может быть принят на службу в случае близкого родства или свойства (родители, супруги, дети, братья, сестры, а также братья, сестры, родители и дети супругов) со служащим (гражданским, муниципальным), если замещение должности связано с непосредственной подчиненностью или подконтрольностью одного из них другому. В данном случае, вполне очевидно, что целью указанной нормы является именно исключение случая личной заинтересованности из служебных отношений, препятствующей объективному и беспристрастному исполнению должностных обязанностей. В связи с этим, в целях устранения названной коллизии в часть 2 ст. 10 ФЗ «О противодействии коррупции» необходимо внести поправку, указав на возможность проявления личной заинтересованности при любом незаконном виде выгоды.
Таким образом, фактически уголовно-правовое воздействие на коррупцию в догматическом смысле этого слова, непосредственно возможно, как на информационно-правовом уровне, так реально также и на ценностно-правовом уровне. Однако, в обоих случаях требуется утилитарный подход в оценке поведения субъекта данного воздействия. В первом из них (информационно-правовом) право препятствует формированию одного из видов мотивации – корысти (нет подкупа – нет мотива). Во втором (ценностно-правовом) цивилизованное государство стремится, как можно более полно обеспечить права каждого человека, сформировать условия его полноценного и свободного развития, стремится к разрешению актуальных социальных проблем и решению задач по формированию правового государства с развитыми демократическими институтами, что способствует устранению самого мотива коррупционных правонарушений. Нам можно фактически выделить непосредственно два основных условия для реально оптимальной действенности понятия долга:
- Отношение взаимности, порождающее обязанность, должно быть результатом добровольного соглашения между сторонами, которых оно непосредственно касается;
- Взаимные действия должны быть основаны на принципе социальной справедливости, предполагающей равенство в реализации интересов обеими сторонами.
Никишин И. Г.
депутат Тамбовского районного совета, Тамбовской области,
аспирант кафедры теории государства и права института права
Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина